Жизнеописание епископа Арсения (Жадановского), написанное им самим
| |
| |
Я родился 6 марта 1874 г. и наречен Александром в честь одного из мучеников (празднующихся 9 марта). Отец мой был заслуженный протоиерей, настоятель Рождество-Богородичной церкви г. Чугуева Харьковской области. Мать - Феодосия, кроткая, добродетельная матушка, родившая и воспитавшая 5 сыновей, в числе которых четвертым был и я.
В 1888 г. я поступил в Х[арьковскую] духовную семинарию. Трудно было в семинарии совершенно избавиться от греховных приражений. И если Господь хранил меня, то только по Своей великой милости и по молитвам родителей; отчасти тут помогала еще моя слабая комплекция. С любовью вспоминаю товарищей своих. Жили мы дружно, по-братски, и особенно, в старших классах, где уже отходило в сторону засилье невоспитанных, грубых и преобладало взаимное уважение. Здесь уже можно было бороться с недостатками отдельных лиц. Благодарю же вас, мои дорогие школьные друзья, за приветливость и ласку. Творю о вас всегда молитвенную память. 21 ноября 1893 г. преосвященным Иоанном, викарием Х[арьковским], надо мною совершена была хиротесия в мужском архиерейском Покровском монастыре, при участии знаменитого протодиакона Вербицкого. Из числа трех посвящавшихся мне пришлось выносить, в стихаре, полотенце и блюдо при омовении рук архиерея. В 1894 г. 4 июня я окончил семинарию со званием студента. С Божией помощью удалось пройти весь курс без задержки, не оставаясь ни в одном классе и не имея переэкзаменовок. В этом вижу особую милость Божию, ибо, когда стал просматривать список товарищей, поступивших со мною в приготовительный класс училища, то в числе 50-ти, я усмотрел в нем только четыре лица, также благополучно прошедших школу. Остальные же или были уволены, или отстали. Слава Богу, благодеющему мне! По выходе из семинарии Господь привел мне преподавать в приходской школе Закон Божий, вместо отца. С удовольствием вспоминаю первые шаги моего общественного служения. Мальчики и, особенно, девочки с неиспорченными чистыми сердцами, легко воспринимали все божественное, святое. Они любили петь духовные канты и заучивать стихи религиозно-нравственного содержания. Дети казались мне тогда такими милыми, добрыми, ласковыми, и общение с ними возвышало, назидало! Недолго, однако, я наслаждался любовию "малых сих", как вскоре поступил надзирателем в Сумское духовное училище. Жизнь у родителей протекала тихо, покойно, в полном уединении. Досуг же свой я пополнял работой в саду и ухаживанием за цветами. Между тем односельчане, узнав о моем пребывании дома, стали искать общения со мною посредством кумовства. Мать, по своей доброте, убеждала не отказываться, и я постепенно входил с земляками в духовное родство. Мне самому приятно было знакомиться с религиозными людьми. Пойдешь, бывало, к ним вечером и так отрадно проведешь время в душеспасительной беседе. С поступлением на вышеуказанную должность началась несколько иная жизнь. Молодые учителя и надзиратели составляли свой товарищеский кружок. В городе на них смотрели, как на хороших монахов. Меня, нового члена, также старались знакомить с миром. Не соответствовала, однако, моему настроению веселая жизнь, и я искал себе уюта и отдохновения в кругу серьезных, добрых людей, так как в ласке и покровительстве всегда нуждался, и Господь посылал мне это утешение. Любил я в Сумах ходить к ранней литургии в соседнюю приходскую Троицкую церковь и, особенно, в соборный городской храм, где в то время прекрасно, задушевно пел со своим хором Ф. В. Коваленко - милый, симпатичный человек! Никогда не забуду проведенных им богослужений: пассии в Великом посту, Похвалы Божией Матери и др. Бывало, он управляет, а у самого от полноты чувства - слезы на глазах: Я убедился в той истине, что только при религиозной настроенности регент может быть художником своего дела; в противном случае, он является сухим, безжизненным знатоком пения. Однажды я с другом отправился в соседнее с городом селение, в храме которого находился чудотворный образ Спасителя. Вблизи этой святыни мною пережиты были глубокие молитвенные чувства, которые, кажется, никогда не изгладятся из памяти. На Божественной литургии, совершенной приходским священником, мы удостоились Святых Животворящих Тайн Христовых. Принятие Тела и Крови Господних сопровождалось вселением в наши души мира, небесной радости и умиления, начавшегося еще во время правила. Урок на всю жизнь! Если ты читаешь его со вниманием, слезами и покаянием, тогда и святая Евхаристия приносит благодатное утешение! Благодарю же Создателя за это; благую Десницу Его я всегда чувствовал! Помню один бывший со мной опасный случай. Однажды вечером мне пришлось зайти к одному из своих товарищей по семинарии; он стал склонять меня на дурное, я медлил уходить, как бы соглашаясь на его предложение, но вдруг в моем настроении произошла внезапная перемена, заставившая быстро подняться с места и поспешить домой под предлогом крайнего нездоровья. Очевидно, Господь по Своей милости, через Ангела-хранителя, вывел меня из затруднительного положения. Надзирательство являлось периодом моих исканий, наступала пора определить себя, в чувствах происходило раздвоение. С одной стороны, тянуло к монашеству, а с другой - я не прочь был занять место приходского пастыря, так как это ласкало мою душу, и мне всегда хотелось служить Церкви и народу. Но то обстоятельство, что принятие священного сана сопровождалось тогда непременным вступлением в брак, окончательно привело меня к иночеству. Сам, будучи исполнен всякого рода грехов, я создал себе идеал невесты слишком высокий. Мне думалось: матушка непременно должна быть богобоязненной, доброй, кроткой, чуждой современных недостатков, не любила бы нарядов, театров и знала бы медицину для пользы прихожан. Свои желания я высказывал матери. Не скажу, чтобы я не пережил увлечения и чистой, юношеской любви. Было и это со мною. С раннего детства нравилась мне одна девица-сверстница: на ней сосредоточилось мое внимание. В семинарии образ ее часто вспоминался, и тогда не хотелось смотреть ни на кого из женщин, все они казались далекими, чужими и неинтересными. С мнимой же невестой, которая жила и воспитывалась далеко, я видался раза два в год, на каникулах, ждал встречи с нею с нетерпением, но своих чувств ей никогда не высказывал. То была, повторяю, чистая, святая любовь. Духовно-опытные люди говорят: хорошо, если она охватывает юношу, ибо застраховывает его от ненужных увлечений. Да, во мне, действительно, происходило инстинктивное искание любви. Когда же вопрос коснулся брака, я задумался и стал откладывать его под предлогом, что еще не совсем решился на этот шаг. Но пока, таким образом, медлил, знакомая девушка ускользнула из моих глаз: После еще раза два присматривался к невестам, но безрезультатно. Тем мое искание подруги жизни кончилось. Одновременно меня не покидала мысль о монашестве; каждая жизненная неудача давала в этом отношении толчок вперед, а тут еще пришлось побывать с родными на богомолье в Киево-Печерской Лавре. До сего времени я не был близко знаком с монастырями и монахами, а тянулся к ним как-то безотчетно. Приехали мы в обитель утром и отправились к Божественной литургии, вошли мы в церковь, пели монахи с канонархом. Я стал в толпе близ клиросов. Благолепие храма, могучий умилительный напев, воздыхание и слезы богомольцев - произвели на меня потрясающее действие. Сердце дрогнуло и в тот момент окончательно приковалось к иночеству: По возвращении домой, в Сумы, товарищи заметили во мне большую перемену и старались разочаровать в полученном впечатлении. Они говорили: "Стоит только показаться в Лавре, как вы на каждом шагу натолкнетесь на соблазнительное поведение братии". Со всем юношеским жаром, помню, защищал я тогда монашество и гневался на его противников. В ответ на их речи приводил уже собственное наблюдение, и никто не мог меня разубедить в святости иноческой доброй жизни и их обитателей.
МОНАШЕСТВО
Свете тихий:
Жизнеописание и труды епископа Серпуховского Арсения (Жадановского). Т.1, 1996. Издат. "Православный паломник". |
